О популярности актера в первую очередь свидетельствуют слова его героев, «ушедшие в народ». И если вы услышите: «Настоящему джентльмену есть всегда что сказать», можете не сомневаться – перед вами поклонник Брондукова. В творчестве этого артиста вряд ли удастся насчитать и полдюжины главных ролей. Его популярность уникальна – она заработана вторыми ролями и эпизодами.

О Бориславе Брондукове (1938–2004), актере и человеке, рассказывает режиссер Александр Павловский. Брондуков сыграл в его фильмах «Зеленый фургон», «Светлая личность», «И черт с нами!».

-Александр Ильич, как вы познакомились с Бориславом Брондуковым?

– Поначалу я побаивался Борю. Тем более я знал слухи о нем из Киева – что он взрывной, обидчивый. И когда он приехал на съемки «Зеленого фургона», у нас долгое время проходила притирка.

Сразу возникла щепетильная этическая тема: на каком языке он будет разговаривать? Понятно, что он должен говорить по-украински. С другой стороны, это был фильм по заказу Центрального телевидения. Поэтому он должен был говорить по-украински, но на некоем суржике. Может быть, не на таком развязно-эстрадном, как говорит Данилко, а на том самом суржике, который действительно существует в селах южной Украины. Мы долго искали. Боре казалось, что это будет оскорбительно. Я долгое время думал, что Боря украинец, пока не узнал, что он русский, вырос на Севере, чуть ли не в Магадане – у него отец, кажется, был военным. Да и фамилия у него не украинская.

Наблюдая за его скованностью (особенно это проявлялось в общении с популярными артистами), я подумал, что, может, это было связано с тем, что он, к примеру, не герой-любовник… Но потом, когда мы уже познакомились, поговорили, сдружились, он открылся как очень нежный, трогательный, застенчивый человек.

– А на актерской игре эта скованность как-нибудь сказывалась?

– Нет. Наоборот, во время съемок Боря много чего предлагал. Раньше в «Зеленом фургоне» Габая в этой же роли играл Тарапунька-Тимошенко, и роль эта была разоблачительно-комедийная. А Борина роль очень трогательная. Мы с ним сознательно шли на это. Ведь в повести Козачинского роль была выписана как комедийно-фельетонная – роль милиционера-взяточника, выдающего «вещественные доказательства во временное пользование». Но когда я снимал Борю, то вспоминал его предыдущие роли, в которых он в первую очередь трогательный, а уже во вторую – смешной. А смешной он не потому, что комикует, а потому что он абсолютно достоверный. Это та абсолютная достоверность, которая становится смешной. Как у Никулина, Папанова, Саши Демьяненко – это артисты одного ряда.

Мы с Борей искали в его герое то, что называется «сермяжность», то есть некую народную правду. Его герой – обыкновенный маленький человек, которого заставили быть милиционером, дали ему эту винтовку… Он милиционером стал по той же причине, по которой отчасти и сейчас становятся. Это единственное место, где сельский человек, когда голод вокруг, может выжить и семью прокормить. И мы с Борей искали поведению его героя именно такое оправдание: надо накормить всех этих родственников, которые смотрят на него, как на начальника с винтовкой.

В картине есть эпизод, где Грищенко с Патрикеевым едут на телеге в Одессу, останавливаются где-то в плавнях и Грищенко в кальсонах купается с конем. Это не имело к сюжету никакого отношения. Просто было жарко, и лошадь повели купаться. А в том месте полно гадюк, и мы боялись туда входить – были в высоких сапогах, с палками… А Боря разделся до кальсон и говорит мне: «Сашко, а ну подывысь!..» Пошел к лошади и стал ее плескать. Он так сказал, потому что не любил ничего навязывать, просто показывал. Видимо, знал себе цену, понимал, что талантлив, знал, что это понравится режиссеру. И попадал в точку.

Боря предложил и финальный эпизод, когда арестованный Грищенко картошку на гауптвахте чистит, – такой итог всей его роли. В сценарии этой сцены не было. Когда мы поняли, что роль все равно получилась разоблачительной, а не трогательной, то придумали: сидит этот Грищенко уже без ремня, без винтовки, без всей этой бравости, сидит, согнувшись, картошку чистит и не знает своей дальнейшей судьбы. А ведь в то время на гауптвахте и шлепнуть могли. Это последнее, что осталось в картине, – трогательный, несчастный человек.

В картине «Светлая личность» обратите внимание на его фуражку – это Боря придумал. Фуражка у него надвинута на глаза, и глаз не видно. Костюмерша дала ему фуражку большего размера. Другой бы сказал: «Дайте другую – эта большая». А Боря вместо того взял и натянул ее на уши, а уши из-под нее вытащил: уши торчат, а козырек – на глазах. И сразу появилась необходимость ходить с задранным подбородком. И так со всеми и разговаривать. Боря очень обстоятельно относился к роли. Когда талантливо сыграна роль, то кажется, что это легко. На самом деле – наоборот: это значит, что все очень тщательно продумано и сделано, каждый нюанс. Это тоже талант.

– Вы изначально планировали Брондукова на роль Грищенко?

– Да. Только поначалу я побаивался, что он может повернуться и уехать. Мне так казалось. Возможно, он и сам побаивался того, как будет выглядеть в этой роли на Украине. И, видимо, побаивался не зря.

Это сейчас «Зеленый фургон» – классика, золотой фонд советского кино. А когда мы ее только закончили, все было по-другому. В газету «Правда» и в ЦК КПСС посыпались письма о том, что эта картина «порочит образ героической советской милиции», мол, наша милиция была не такой. И в первую очередь досталось Грищенко – «взяточнику и дурачку, ничего не умеющему». Тогда же на пленуме Союза кинематографистов Украины выступил первый секретарь Тимофей Левчук и в своем докладе понес по кочкам «Зеленый фургон». Тем более что был фильм «Рожденные революцией» – кино совсем про «другую» милицию.

И ругали нашу картину на уровне всего Советского Союза до тех пор, пока не пошел поток писем от настоящего зрителя.

– А когда вы поняли, что Брондуков вас признал?

– Поначалу у меня с ним были рабочие отношения: на съемках встречались, на съемках и прощались – мы как бы присматривались друг к другу. И долго не выпивали вместе. Это было связано еще и с тем, что я был очень занят. Но знал, что они с Димкой Харатьяном и с Костей Григорьевым, который играл начоперрота, собирались вечерами… А у меня все времени не было. Это же телевизионная картина – денег мало, а объем работы большой: в селе Нерубайское под Одессой мы целую рыночную площадь построили.

Но под конец съемок мы с Борей сблизились и уже выпивали…

– И песни пели?

– И песни пели, конечно. Боря – человек заводной. И, конечно же, не хватало… и, конечно же, бегали в магазин… и стали друзьями. Он у меня снялся еще в двух картинах – «Светлая личность» и «И черт с нами!». В последней Боря играет полковника – начальника городской милиции.

- Этот фильм довольно редко показывают…

- Здесь вот какая история. Эта картина – совместное производство Одесской киностудии и одного советско-канадского концерна. Финансировали картину канадцы. И картина вышла хорошая, и песни Дунаевского тоже. Одну из них Ельцин пел на перестроечных митингах на Красной площади. А история такая: в разгар перестройки сидели мы со сценаристом Игорем Шевцовым на первом Одесском фестивале «Золотой Дюк», на котором были и Коротич, и Мастроянни, – помпезный был фестиваль. Сидели мы, смотрели на это «торжество гласности», я Игорю и говорю: «Представляешь, что бы случилось, если бы Сталин сейчас проснулся и зашел сюда?» А Игорь: «Это же хороший сюжет!» Мы написали сценарий и сняли картину о том, как идет какой-то юмористический фестиваль в некоем городе Черноморске. Название взято из Ильфа и Петрова, но имелась в виду та же самая Одесса. И в разгар фестиваля в городе появляется Сталин… А в конце картины оказывается, что это сбежавший из психбольницы пациент.

Поначалу картина хорошо раскрутилась. Каждую неделю я ездил в Москву на очередной показ. Тогдашний председатель Верховного Совета РФ Хасбулатов показывал фильм Верховному Совету. Итальянская телекомпания РАИ-1 купила ее для показа на всю Европу. Картина была довольно дорогая. В ней звучит много песен, снималось огромное количество звезд. Лора Удовиченко, выйдя на площадку, посмотрела на все это и сказала: «Шурик, ты с ума сошел! Кто у тебя в массовке снимается?» А у меня в массовке снимались практически все комедийные актеры, которые в то время были у нас.

Но самое веселое началось потом. Мы сдаем картину в Госкино, а одна из редакторов говорит: «Да, хорошая картина, смешная… Жаль, что такого уже не может произойти в нашей стране!..» Она сказала это, я хорошо помню дату, 30 июня 1991 года.

А дальше был всем известный путч. Я был тогда в Москве, писал сценарий для следующего фильма. Мне звонят из Одессы и говорят, чтобы я пока туда не возвращался, потому что картину арестовали и увезли в одесское КГБ. В тот же день, 19 августа, ко мне приехал человек из Итальянского посольства и сказал: «У нас есть возможность вывезти картину на видеокассете в Европу через посольские каналы. И если переворот завершится победой ГКЧП, мы покажем ее по всей Европе. Но вы понимаете, что с вами будет…» А я и так понимал, что со мной будет: «Хуже не будет, так что возьмите и покажите». Ее вывезли, а уже через день вся эта история закончилась.

– Роль Брондукова в этом фильме почти немая…

- Я сразу понял, что в этой роли хочу снимать Борю, хотя и знал, что он уже плохо разговаривает. Это было после его второго инсульта.

– Говорят, что Брондуков был очень словоохотливый на площадке, всегда анекдоты рассказывал…

– Анекдоты, да… И не только на съемочной площадке. Он сперва приходит зажатый, сидит в гримерной и молчит. Но как только его «заденут» и он почувствует, что вписался в коллектив, что его признали, тут все – мешок анекдотов открывается. Анекдоты, случаи со съемочных площадок, истории из его жизни, детства – все, что угодно! Рассказчик он был замечательный. Не знаю, выступал ли он с эстрады, но встречи со зрителями наверняка были. Ведь достаточно на афише написать, что будет Брондуков, и зрители просто повалят.

Все его роли, начиная с «Афони», растасканы на цитаты!

Боря популярен был по той же причине, по которой была популярна троица Гайдая. О таких говорят – «он наш». И у любого народа есть такие персонажи. Это то, что Сталин называл «социально близкий». Конечно, зрители его любили. Это же отдельный персонаж в нашем кино! И притом, что у него, кажется, только две главные роли были – в «Каменном кресте» у Лени Осыки и в «Гражданке Никаноровой».

– Чего не любил Брондуков?

– Он очень оберегал свой внутренний мир. Терпеть не мог панибратства. А с панибратством лезли многие из-за того, что он маленький, смешной, «простецкий». Особенно на улице к нему многие лезли на «ты», бывало, даже с обидами: «Давай выпьем!» И он сразу зажимался. То же самое и в съемочной группе. Скажем, к Адомайтису же не «подкатишь» так, а к Боре почему-то многие приставали.

Наверно, многие люди лезли в его мир, думая, что Брондуков в жизни такой, как и на экране. А он не такой – он талантливый, умный, образованный, интеллигентный человек. Это он играет такого…

Борин внутренний мир не соответствовал его внешности. В этом и заключается глубина таких актеров, как Брондуков, Папанов или Демьяненко, их актерское достоинство. Кто-то, играя глупые роли, всем при этом демонстрирует, смотрите, мол, какой я умный играю эту глупую роль… Это водевильный ход из французской комедии, когда глупость демонстрируется. А Боря же не играл своих персонажей глупыми, он играл их абсолютно достоверными.