Мы помним смешного и непосредственного Борислава Брондукова в фильмах "Афоня", "Зеленый фургон", "Мы из джаза", "Вас ожидает гражданка Никанорова", "Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона"... В общей сложности актер сыграл почти в 100 картинах. Ему есть о чем рассказать, но он, к сожалению, не может этого сделать - после третьего инсульта артист не разговаривает и даже сидит с большим трудом. Сегодня его устами, мозгами, руками и ногами является любимая жена Катя, с которой Борислав Николаевич прожил вместе 33 года. Екатерина Петровна встретила меня на пороге своего дома в Быковне, что под Киевом, и сразу стала оправдываться. Вот, дескать, ремонт у нас давно не делали.

- А на какие средства семья существует, вы ведь полностью заняты уходом за мужем?

- Мы сдаем 4-комнатную квартиру в центре Киева и живем на эти деньги. Нам на все хватает: на питание, на лекарства для Бори, которые стоят очень дорого. Мы долго не могли сдать эту квартиру: люди ходили, как в музей, смотрели и уходили. Плюс, конечно, выручают наши "сотки" - у нас там все растет: и овощи, и ягодки, и зелень разная, я даже с соседями делюсь. Сыновья помогают с ремонтом дома. Ну и Борина пенсия - 241 гривна ( $45), это с учетом 93 гривен ( $18) за особые заслуги. Ребята мои, слава богу, сами себя обеспечивают.

Первая жена сошла с ума

- Насколько мне известно, у вашей семьи много лет были проблемы с жильем.

- В 69-м году мы поженились, и я переехала из своей Быковни к мужу в киевскую коммуналку. Мы жили все в одной комнате - я, Боря, свекровь. Там же родился наш первый сын. Так мы промучились около двух лет. Потом мужу дали квартиру на улице Бучмы, от которой отказался Миша Ильенко. Там мы прожили 15 лет. Все было бы неплохо, если бы не проблемы с его мамой. Она почему-то меня настолько невзлюбила, что доходило просто до параноидальных приступов. Я всегда была плохая. И это при том, что хозяйство я тянула на своих плечах, а ей говорила только: "Кушать подано". Но даже то, что было подано, было невкусно и плохо. Кроме того, мы спали вместе с детьми, так как мама хотела только отдельную комнату. Для себя я нашла выход: когда мама кричала, я пела песни. Но самое страшное было то, что, когда Боря приезжал домой после напряженных съемок и хотел немного расслабиться и отдохнуть, мама его тут же накручивала. Муж даже пытался инсценировать собственное повешение, чтобы она задумалась над своим поведением. Но и это не помогло...

- Но ведь вы буквально вытащили вашего мужа из затяжной депрессии, в которой он пребывал после первого неудачного брака.

- Мама не хотела этого понимать. Она думала, что я моложе его на 12 лет и буду гулять, не смогу стать верной женой. Я у Бори вторая жена, с первой он прожил совсем недолго. Причем их развели по медицинской справке. Она училась в Ленинграде в политехническом институте на звукооператора. Когда Боря дал мне почитать ее письма, я сразу все поняла. Письма были в стихах, рифма идеальная, очень длинные строчки, но смысла никакого. Сразу после свадьбы у его первой жены стало проявляться психическое заболевание, которое у нее было от рождения. Родители невесты ему ничего не сказали, молодые люди переспали, и он вынужден был жениться. После развода он сильно запил, а когда я появилась, то Боря мне сказал: "Боже, Катя, это просто провидение, что я с тобой познакомился". Хотя, когда я только поступила на первый курс в театральный, естественно, не без помощи Борислава Николаевича, стали гулять сплетни, что я, дескать, влезла в чужую семью, развела его с женой и осиротила двоих детей.

- Так как же вы все-таки стали жить отдельно в 4-комнатной квартире на Институтской?

- Это из той серии, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Когда жить вместе со свекровью стало уже совсем невмоготу, мы с Борей подали документы на расселение. Эту проблему пообещал решить Союз кинематографистов. Боря очень хотел, чтобы нам дали две квартиры в одном доме. Документы пошли по "этапу". Вдруг на каком-то вечере ко мне подходит радостная Марьяна Быкова, дочь Лени, и говорит: "Катюша, я поздравляю тебя с получением квартиры". Я изумилась: "Какой квартиры? Мы по-прежнему живем на Бучмы, 8". А она мне: "Ну как же - всем же дали жилье на Гоголевской". Когда Боря приехал с очередных съемок, я ему все рассказала, и муж пошел в горисполком. Но мы уже выпали из "гоголевской" обоймы. И буквально через какие-то недели нам приходит открытка, чтобы мы посмотрели квартиру на Институтской. Место там, конечно, очень хорошее, но снова нам пришлось въезжать туда вместе с мамой Бори.

Ремонта в квартире не было никакого - просто цементные стены, без полов, батарей, без ничего. Мы в нее столько денег вбухали, что остались тогда в буквальном смысле на мели. Но зато теперь, если бы не наша кормилица, не знаю, как бы мы выжили.

Последний раз мы занимались с Борей любовью в 1993 году

- Борислав - ревнивый муж?

- Да, он был очень ревнивым человеком. Да, собственно, таким и остается. Уже после третьего инсульта к нам несколько раз приходил мужчина, чтобы помочь мне открыть счет в банке, и подолгу беседовал со мной. После его ухода у Бори были гипертонические кризы, он меня приревновал. Пришлось тактично сказать этому человеку, чтобы он больше к нам не приходил.

- Екатерина Петровна, скажите положа руку на сердце: неужели за все время, что муж болеет, вам не хотелось с кем-то познакомиться, отвлечься, завести роман?

- Когда у мужа случился первый инсульт, ему было 46 лет, а мне 34. И хотя тогда он довольно быстро выкарабкался, я молила Бога только о том, чтобы он оставил мужу жизнь. После второго инсульта мне было очень тяжело, но, когда я держала его живую руку в своей, мне ничего не нужно было. Скажу больше: последний раз я жила интимной жизнью с Борей в 1993 году. А ведь я всегда была живая, темпераментная женщина. Но вот муж заболел, и ценности поменялись - что значит секс по сравнению с человеческой жизнью?

Какой роман? Я ни на кого даже смотреть не могла, для меня мой муж - первый и единственный мужчина. Моя совесть чиста: я ни разу не изменила ему даже в мыслях. После второго Бориного инсульта я как-то поймала себя на мысли, что при виде эротических сцен по телевизору во мне ничего даже не шевелится, все инстинкты ушли безвозвратно.